Личный фотограф Гитлера и тайна «агента Вертера. Генрих Гофман - Гитлер был моим другом

Генрих Гофман

Гитлер был моим другом. Воспоминания личного фотографа фюрера

МОЙ ФОТОАППАРАТ И КАЙЗЕР

«Фотограф Гитлера». Наверно, этих двух слов хватит, чтобы напомнить обо мне тем, кто заинтересуется и спросит себя: кто такой этот Генрих Гофман?

По роду занятий я всегда был фотографом, а по склонности горячим поклонником искусства, издателем художественных журналов и страстным художником-любителем, хотя и скромных способностей. Свой путь в профессии я начал в солидной фотостудии отца и, когда пришел черед, стал опытным мастером своего дела. За много лет короли и князья, великие художники, певцы, писатели, политики и прочие люди, прославившиеся в какой-то области, замирали перед моим объективом на те несколько секунд, которые только и требовались мне, чтобы увековечить человека и событие.

Именно так, благодаря своей профессиональной деятельности, я и соприкоснулся впервые с Адольфом Гитлером – это было случайное задание, из которого выросла глубокая и долгая дружба, дружба, не имевшая ничего общего ни с политикой, в которой я мало разбирался и которая еще меньше заботила меня, ни с корыстью, ибо в то время из нас двоих я занимал куда более прочное положение. Эта дружба возникла из столкновения двух импульсивных натур, и в основе ее лежало отчасти общее увлечение искусством, а отчасти, быть может, притяжение противоположностей – некурящего трезвенника и аскета Гитлера, с одной стороны, и бесшабашного бонвивана Генриха Гофмана – с другой.

Но эта же дружба удерживала меня на протяжении самых неистовых, самых бурных и хаотичных лет мировой истории рядом с человеком, сыгравшим в них ключевую роль. До Гитлера – фюрера и канцлера Третьего рейха мне не было дела; но Адольф Гитлер – человек оставался моим другом с первой встречи до самого дня его смерти. Он отвечал мне такой же дружбой, я пользовался полным его доверием. В моей жизни его фигура занимает значительное место.

В 1897 году я занялся семейным делом в качестве ученика и помощника. Над студией на площади Иезуитов в Регенсбурге, которую мы делили с отцом и дядей, важно красовалась помпезная вывеска с гордой надписью:

ГЕНРИХ ГОФМАН, ПРИДВОРНЫЙ ФОТОГРАФ

его величестеа короля Баварского

его высочества эрцгерцога Гессенского

его высочества герцога Томазо Генуэзского,

принца Савойского

Эта вывеска обошлась владельцам довольно дорого, ибо, чтобы получить разрешение на использование такого титула, пришлось заплатить кругленькую сумму в канцелярии обер-церемониймейстера. Но отец и дядя не упускали возможности подчеркнуть, что это звание они заработали честным трудом, а не купили взяткой. Они действительно фотографировали не одну королевскую особу из династии Виттельсбахов, а также эрцгерцога Гессенского и Рейнского, герцога Генуэзского и многих других высокопоставленных лиц. В признание их похвальных достижений в искусстве фотографии и в знак особой благодарности принц-регент Люитпольд Баварский презентовал им золотую галстучную булавку с большой, выложенной бриллиантами буквой L, и каждое воскресенье партнеры-фотографы спорили о том, чья очередь закалывать галстук королевским подарком!

Когда я начал работать, главной моей задачей было следить за состоянием подголовников и подлокотников, которые мы использовали в то время из-за долгой экспозиции, чтобы наши блистательные клиенты не слишком утомились и не заработали себе прострел. Кроме того, в мои обязанности входило вытирать пыль со всех остальных принадлежностей, обязательных для любого уважающего себя фотоателье. Например, у нас были лодка с поднятыми парусами, скорлупа гигантского яйца, куда сажали младенцев, как будто аист не просто принес новорожденного, а высидел его из яйца как положено, и всякие прочие глупости.

Сама наша фотостудия была обставлена а-ля дом Макарта – в стиле когда-то знаменитого венского художника Ганса Макарта, славу которому принесла его грандиозная картина «Вход Карла V в Антверпен». Когда эту картину впервые выставили в Вене, она вызвала всеобщий ажиотаж. В изображенных на ней нагих куртизанках многие женатые мужчины венского общества узнали своих супруг, явно позировавших художнику, который в самой добросовестной и исчерпывающей манере увековечил их на полотне. За выставкой последовала череда самоубийств и разводов.

В то время я прямо-таки ненавидел Макарта, потому что копии его букетов, обильно развешанные по стенам студии, его позолоченные вазы с лепными украшениями и картинные рамы собирали на себе неимоверное количество пыли.

Однажды в воскресенье, когда я уже собирался закрывать фотостудию, вошел неизвестный человек.

– Я хочу сфотографироваться! – отрезал он.

Приличествующим образом выразив свое сожаление, я сказал, что тут нет никого, кто мог бы выполнить его желание.

– Вы же здесь! Вы меня и сфотографируйте!

Я отказался.

– Простите, – сказал я, – боюсь, мне не хватит опыта.

Однако незнакомец не принял отказа и начал вести себя угрожающе. Тогда я решился с оговорками, что не гарантирую качество снимка. Человек, не обращая на меня никакого внимания, прошел в гардеробную и вынул из чемодана новый костюм. Уложив снятую одежду в чемодан, он замер перед фотокамерой. Я накинул черную ткань, навел объектив и пролепетал обычное: «Пожалуйста, улыбайтесь и смотрите в объектив!» Сердце у меня едва не выпрыгивало из груди.

Человек продолжал стоять без всякого выражения, как памятник. Отстояв положенное время, мой упрямый клиент удалился, оставив чемодан и заявив, что заберет его потом вместе с фотографиями. Снимок вышел как нельзя лучше. Я гордо продемонстрировал его отцу и дяде. Но заказчик так и не вернулся ни за фотографией, ни за своими пожитками.

Через несколько недель мы решили открыть чемодан, и там, кроме старого костюма, оказались кошелек, набитый золотыми монетами, и духовое ружье. Полиция установила, что деньги и чемодан принадлежали крестьянке, которую нашли убитой в окрестностях Регенсбурга. Позднее также выяснилось, что убийца выманил жертву из дома, подражая кудахтанью перепуганных кур! Однако сделанная мною фотография представляла для полиции больший интерес, чем находка. Ее разместили во всех полицейских участках на досках под заголовком «Разыскивается», и таким образом мой первый снимок стал настоящей сенсацией.

В 1900 году я закончил свое ученичество, но мне пришлось оставаться в семейном деле до совершеннолетия. В 16 лет я оказался в Дармштадте, где меня взял к себе Хуго Тьеле, придворный фотограф эрцгерцога Гессенского. Самым интересным для меня было, когда мне разрешали ассистировать на съемке членов семейства эрцгерцога, которые частенько заглядывали к моему патрону.

Примерно в то же время на Матильденхёхе открылась так называемая «Художественная колония» при поддержке эрцгерцога. Эта выставка показала новые перспективы в архитектуре и изобразительном искусстве, имела большой успех во всей Германии и заметно повлияла не только на немецкую живопись, но и на фотографию, которая стала освобождаться от старых баронских драпировок, пальм, зубчатых стен и прочих уродливых и напыщенных аксессуаров, загромождавших фотографические студии. Их место заняли естественное освещение и простая обстановка, придававшие портретной фотографии совершенно иной вид. Выдающийся дармштадский фотограф Веймер первым отбросил все эти атрибуты прошлого и попробовал сменить искусственность портрета в неподвижной позе на легкость и натуральность. Если только была такая возможность, он всегда предпочитал фотографировать заказчиков в их собственных домах, в непринужденной, знакомой атмосфере, а не приглашать их к себе в фотоателье.

Когда нас вызывали в эрцгерцогский дворец, чтобы сделать несколько снимков, как это часто случалось, наш визит всегда сопровождался большим волнением. Двор эрцгерцога, благодаря тесным семейным связям, породнившим его со всеми могущественными королевскими домами Европы, в то время занимал важное место, совершенно несоразмерное величине государства. Из трех сестер тогдашнего эрцгерцога Эрнста-Людвига, а я видел их всех, когда они позировали для фотографии во время визитов к брату, одна вышла замуж за князя Генриха Прусского, вторая обвенчалась с членом российского императорского дома, а третья, принцесса Виктория-Елизавета, стала женой принца Людовика Баттенбергского, который позднее стал маркизом Милфорд-Хайвен.

В то время на меня сильно действовала аура трагической грусти, окружавшая российских аристократок как предзнаменование ужасной участи, которая постигла их в будущем. Царица всегда держалась робко и отстранение в присутствии незнакомых людей, казалось, она испытывала облегчение, когда заканчивался фотографический сеанс. Ее гораздо более красивая сестра, жена великого князя Сергея, была изящней и естественней. Позднее я узнал, что, когда ее мужа убили, она посетила убийцу в камере московской тюрьмы и с поистине ангельским терпением расспрашивала его, почему он это сделал, и что в конце концов она простила его, словно истинный ангел милосердия.

Реферат на тему:

Гофман, Генрих (фотограф)



Генрих Гофман (нем. Heinrich Hoffmann , 12 сентября 1885, Фюрт - 16 декабря 1957, Мюнхен) - немецкий фотограф, получивший известность как личный фотограф Адольфа Гитлера.

Биография

Генрих Гофман был единственным ребёнком в семье фотографа Роберта Хофмана и его супруги Марии (урождённой Каргль ). Генрих обучался фотографии у отца в его ателье в Регенсбурге. Мечтам Генриха об обучении живописи и поприще художника противостоял старший Гофман, это обстоятельство в будущем объединило Гофмана с Адольфом Гитлером, который также безуспешно искал себя в живописи. В 1901 г. в 16 лет Генрих Гофман отправился в многолетние странствия и работал у нескольких фотографов, в том числе и у известного фотографа Эмиля Отто Хоппе в Лондоне.

В 1906 г. Гофман обосновался в Мюнхене и руководил работой двух фотоателье, одно из них - популярное в те времена мюнхенское фотоателье «Эльвира» . В 1908 г., после того, как Гофману удалось сделать сенсационные снимки катастрофы дирижабля, он решил стать фоторепортёром. Годом позднее в 1909 г. 24-летний Гофман открывает в Мюнхене собственное фотоателье. В 1911 г. Гофман женился на Терезе «Нелли» Бауманн , которая родила ему двоих детей: Генриетту (род. 1913) и Генриха (род. 1916). 31 марта 1932 г. Генриетта Гофман вышла замуж за лидера имперской молодёжи рейхсюгендфюрера (нем. Reichsjugendführer ) Бальдура фон Шираха. В 1913 г. Генрих Гофман основал фотомастерскую «Photobericht Hoffmann» , специализировавшуюся на фоторепортажах и портретах. Гофман также занимался сбытом почтовых открыток и сотрудничал помимо газеты «Münchner Illustrierte Zeitung» с агентствами в Берлине и за рубежом - в Австрии. 2 августа 1914 г., вскоре после начала первой мировой войны Гофман вёл фотосъёмки всеобщего ликования на мюнхенской площади Одеонплац . На чёрно-белом снимке с площади Одеонплац позднее будет узнан присутствовавший там Адольф Гитлер. Однако война не прошла бесследно для Генриха Гофмана. В августе 1917 г. не служивший ландштурмист был призван в батальон авиационного резерва и отправлен на французский фронт. После окончания войны в 1918 г. Гофман вернулся к своей работе фоторепортёра.

В 1919 г. Гофман вступил в партию «Айнвонервер», стоявшую на правых экстремистских позициях, и опубликовал фотоброшюру правого консервативного толка «Один год баварской революции в фотографии». Одновременно Гофман завязал дружеские отношения с Дитрихом Эккартом, издателем «Völkischer Beobachter» .

В апреле 1920 г. 34-летний Гофман вступил в НСДАП и получил монопольные права на сбыт издаваемой Эккартом антисемитской подстрекательской газеты «Auf gut deutsch» («На правильном немецком»). Гофмана стали привлекать к фотографированию партийных боссов: Германа Геринга, Рудольфа Гесса, а вскоре и Гитлера, который сделал его своим личным фотографом.

После Пивного путча в 1923 г. появились первые портреты Гитлера, сделанные Гофманом. На одном из них Гитлер снят в кругу товарищей по заключению в исправительном учреждении крепости Ландсберг. Все фотографии Гитлера, где он был снят с близкого расстояния, были сделаны Генрихом Гофманом.

В 1924 г. Гофман издал фотоброшюру «Пробуждение Германии в снимке и слове», а в 1926 г. принимал деятельное участие в основании печатного органа национал-социалистов «Illustrierter Beobachter» . В 1929 г. Гофман как представитель НСДАП принимал участие в работе съезда депутатов Верхней Баварии и с декабря 1929 г. входил в состав мюнхенского городского совета.

В 1928 г. умерла жена Гофмана Тереза. Его второй женой стала Софи Шпорк .

Гофман познакомил Гитлера с Евой Браун, которая в 1929 г. проходила обучение в фотоателье Гофмана. Однажды вечером Гофман появился в ателье вместе с мужчиной, которого он представил как господина Вольфа . После ухода незнакомца Гофман пояснил Еве, что это был фюрер НСДАП Адольф Гитлер.

С 1932 г. Гофман преимущественно занимался пропагандистскими фоторепортажами. В его издательстве «Heinrich Hoffmann. Verlag national-sozialistische Bilder» было занято до 300 человек, а обороты его бизнеса по сбыту фотоальбомов по заказам НСДАП вскоре стали измеряться миллионами рейхсмарок. Вследствие своей занятости на этом поприще в 1933 г. Гофман был вынужден покинуть пост члена государственного совета Мюнхена.

В 1937 г. Гитлер поручил Гофману подбор экспонатов для «Большой германской художественной выставки». Для этого ему даже было присвоено звание профессора.

В 1938 г. Гофман стал членом комиссии по реализации конфискованных произведений дегенеративного искусства. Ему ставилась задача без лишнего шума продать эти произведения искусства за валюту за границу.

В апреле 1945 г., в последний раз побывав у Гитлера, Гофман отправился в Баварию, где в Обервёссене был арестован американцами.

В октябре 1945 г. Генрих Гофман был помещен в тюрьму Международного военного трибунала в Нюрнберге, где должен был навести порядок в своём архиве для участия в Нюрнбергском процессе. Процесс денацификации против личного фотографа и друга Гитлера начался в январе 1946 г. Сначала Гофмана причислили к главным обвиняемым (группа I), однако ему удавалось вновь и вновь обжаловать решение суда, приговорившего Гофмана к 10 годам лишения свободы. В конце концов Гофман был приговорён к четырём годам заключения с полной конфискацией имущества. После своего освобождения в 1950 г. Гофман вновь поселился в Мюнхене, где умер через семь лет в возрасте 72 лет.

скачать
Данный реферат составлен на основе статьи из русской Википедии . Синхронизация выполнена 12.07.11 15:15:17
Похожие рефераты: Гофман Генрих , Гофман Генрих Борисович , Гофман фон Фаллерслебен Август Генрих , Август Генрих Гофман фон Фаллерслебен ,

«Фотограф Гитлера». Наверно, этих двух слов хватит, чтобы напомнить обо мне тем, кто заинтересуется и спросит себя: кто такой этот Генрих Гофман?

По роду занятий я всегда был фотографом, а по склонности горячим поклонником искусства, издателем художественных журналов и страстным художником-любителем, хотя и скромных способностей. Свой путь в профессии я начал в солидной фотостудии отца и, когда пришел черед, стал опытным мастером своего дела. За много лет короли и князья, великие художники, певцы, писатели, политики и прочие люди, прославившиеся в какой-то области, замирали перед моим объективом на те несколько секунд, которые только и требовались мне, чтобы увековечить человека и событие.

Именно так, благодаря своей профессиональной деятельности, я и соприкоснулся впервые с Адольфом Гитлером – это было случайное задание, из которого выросла глубокая и долгая дружба, дружба, не имевшая ничего общего ни с политикой, в которой я мало разбирался и которая еще меньше заботила меня, ни с корыстью, ибо в то время из нас двоих я занимал куда более прочное положение. Эта дружба возникла из столкновения двух импульсивных натур, и в основе ее лежало отчасти общее увлечение искусством, а отчасти, быть может, притяжение противоположностей – некурящего трезвенника и аскета Гитлера, с одной стороны, и бесшабашного бонвивана Генриха Гофмана – с другой.

Но эта же дружба удерживала меня на протяжении самых неистовых, самых бурных и хаотичных лет мировой истории рядом с человеком, сыгравшим в них ключевую роль. До Гитлера – фюрера и канцлера Третьего рейха мне не было дела; но Адольф Гитлер – человек оставался моим другом с первой встречи до самого дня его смерти. Он отвечал мне такой же дружбой, я пользовался полным его доверием. В моей жизни его фигура занимает значительное место.

В 1897 году я занялся семейным делом в качестве ученика и помощника. Над студией на площади Иезуитов в Регенсбурге, которую мы делили с отцом и дядей, важно красовалась помпезная вывеска с гордой надписью:

ГЕНРИХ ГОФМАН, ПРИДВОРНЫЙ ФОТОГРАФ

его величестеа короля Баварского

его высочества эрцгерцога Гессенского

его высочества герцога Томазо Генуэзского,

принца Савойского

Эта вывеска обошлась владельцам довольно дорого, ибо, чтобы получить разрешение на использование такого титула, пришлось заплатить кругленькую сумму в канцелярии обер-церемониймейстера. Но отец и дядя не упускали возможности подчеркнуть, что это звание они заработали честным трудом, а не купили взяткой. Они действительно фотографировали не одну королевскую особу из династии Виттельсбахов, а также эрцгерцога Гессенского и Рейнского, герцога Генуэзского и многих других высокопоставленных лиц. В признание их похвальных достижений в искусстве фотографии и в знак особой благодарности принц-регент Люитпольд Баварский презентовал им золотую галстучную булавку с большой, выложенной бриллиантами буквой L, и каждое воскресенье партнеры-фотографы спорили о том, чья очередь закалывать галстук королевским подарком!

Когда я начал работать, главной моей задачей было следить за состоянием подголовников и подлокотников, которые мы использовали в то время из-за долгой экспозиции, чтобы наши блистательные клиенты не слишком утомились и не заработали себе прострел. Кроме того, в мои обязанности входило вытирать пыль со всех остальных принадлежностей, обязательных для любого уважающего себя фотоателье. Например, у нас были лодка с поднятыми парусами, скорлупа гигантского яйца, куда сажали младенцев, как будто аист не просто принес новорожденного, а высидел его из яйца как положено, и всякие прочие глупости.

Сама наша фотостудия была обставлена а-ля дом Макарта – в стиле когда-то знаменитого венского художника Ганса Макарта, славу которому принесла его грандиозная картина «Вход Карла V в Антверпен». Когда эту картину впервые выставили в Вене, она вызвала всеобщий ажиотаж. В изображенных на ней нагих куртизанках многие женатые мужчины венского общества узнали своих супруг, явно позировавших художнику, который в самой добросовестной и исчерпывающей манере увековечил их на полотне. За выставкой последовала череда самоубийств и разводов.

В то время я прямо-таки ненавидел Макарта, потому что копии его букетов, обильно развешанные по стенам студии, его позолоченные вазы с лепными украшениями и картинные рамы собирали на себе неимоверное количество пыли.

Однажды в воскресенье, когда я уже собирался закрывать фотостудию, вошел неизвестный человек.

– Я хочу сфотографироваться! – отрезал он.

Приличествующим образом выразив свое сожаление, я сказал, что тут нет никого, кто мог бы выполнить его желание.

– Вы же здесь! Вы меня и сфотографируйте!

Я отказался.

– Простите, – сказал я, – боюсь, мне не хватит опыта.

Однако незнакомец не принял отказа и начал вести себя угрожающе. Тогда я решился с оговорками, что не гарантирую качество снимка. Человек, не обращая на меня никакого внимания, прошел в гардеробную и вынул из чемодана новый костюм. Уложив снятую одежду в чемодан, он замер перед фотокамерой. Я накинул черную ткань, навел объектив и пролепетал обычное: «Пожалуйста, улыбайтесь и смотрите в объектив!» Сердце у меня едва не выпрыгивало из груди.

Человек продолжал стоять без всякого выражения, как памятник. Отстояв положенное время, мой упрямый клиент удалился, оставив чемодан и заявив, что заберет его потом вместе с фотографиями. Снимок вышел как нельзя лучше. Я гордо продемонстрировал его отцу и дяде. Но заказчик так и не вернулся ни за фотографией, ни за своими пожитками.

Через несколько недель мы решили открыть чемодан, и там, кроме старого костюма, оказались кошелек, набитый золотыми монетами, и духовое ружье. Полиция установила, что деньги и чемодан принадлежали крестьянке, которую нашли убитой в окрестностях Регенсбурга. Позднее также выяснилось, что убийца выманил жертву из дома, подражая кудахтанью перепуганных кур! Однако сделанная мною фотография представляла для полиции больший интерес, чем находка. Ее разместили во всех полицейских участках на досках под заголовком «Разыскивается», и таким образом мой первый снимок стал настоящей сенсацией.

В 1900 году я закончил свое ученичество, но мне пришлось оставаться в семейном деле до совершеннолетия. В 16 лет я оказался в Дармштадте, где меня взял к себе Хуго Тьеле, придворный фотограф эрцгерцога Гессенского. Самым интересным для меня было, когда мне разрешали ассистировать на съемке членов семейства эрцгерцога, которые частенько заглядывали к моему патрону.

Примерно в то же время на Матильденхёхе открылась так называемая «Художественная колония» при поддержке эрцгерцога. Эта выставка показала новые перспективы в архитектуре и изобразительном искусстве, имела большой успех во всей Германии и заметно повлияла не только на немецкую живопись, но и на фотографию, которая стала освобождаться от старых баронских драпировок, пальм, зубчатых стен и прочих уродливых и напыщенных аксессуаров, загромождавших фотографические студии. Их место заняли естественное освещение и простая обстановка, придававшие портретной фотографии совершенно иной вид. Выдающийся дармштадский фотограф Веймер первым отбросил все эти атрибуты прошлого и попробовал сменить искусственность портрета в неподвижной позе на легкость и натуральность. Если только была такая возможность, он всегда предпочитал фотографировать заказчиков в их собственных домах, в непринужденной, знакомой атмосфере, а не приглашать их к себе в фотоателье.

Когда нас вызывали в эрцгерцогский дворец, чтобы сделать несколько снимков, как это часто случалось, наш визит всегда сопровождался большим волнением. Двор эрцгерцога, благодаря тесным семейным связям, породнившим его со всеми могущественными королевскими домами Европы, в то время занимал важное место, совершенно несоразмерное величине государства. Из трех сестер тогдашнего эрцгерцога Эрнста-Людвига, а я видел их всех, когда они позировали для фотографии во время визитов к брату, одна вышла замуж за князя Генриха Прусского, вторая обвенчалась с членом российского императорского дома, а третья, принцесса Виктория-Елизавета, стала женой принца Людовика Баттенбергского, который позднее стал маркизом Милфорд-Хайвен.

Биография

Генрих Гофман был единственным ребёнком в семье фотографа Роберта Хофмана и его супруги Марии (урождённой Каргль ). Генрих обучался фотографии у отца в его ателье в Регенсбурге . Мечтам Генриха об обучении живописи и поприще художника противостоял старший Гофман, это обстоятельство в будущем объединило Гофмана с Адольфом Гитлером, который также безуспешно искал себя в живописи. В 1901 году в 16 лет Генрих Гофман отправился в многолетние странствия и работал у нескольких фотографов, в том числе и у известного фотографа Эмиля Отто Хоппе в Лондоне .

Эту версию поддерживают следующие обстоятельства:

Образ Генриха Гофмана в кино

  • «Гитлер: Восхождение дьявола » / «Hitler: The Rise of Evil» (Канада , США ; ) режиссёр Кристиан Дюге , в роли Генриха Гофмана - Род Гроувер .

Напишите отзыв о статье "Гофман, Генрих (фотограф)"

Примечания

Ссылки

  • . Исторический словарь
  • . Энциклопедия Третьего рейха . Энциклопедии & Словари. Проверено 10 ноября 2013.
  • . Хронос. Проверено 10 ноября 2013.
  • Зотов Г. // Аргументы и Факты. - 2013, 28 августа.

Отрывок, характеризующий Гофман, Генрих (фотограф)

Пьер продолжал по французски уговаривать офицера не взыскивать с этого пьяного, безумного человека. Француз молча слушал, не изменяя мрачного вида, и вдруг с улыбкой обратился к Пьеру. Он несколько секунд молча посмотрел на него. Красивое лицо его приняло трагически нежное выражение, и он протянул руку.
– Vous m"avez sauve la vie! Vous etes Francais, [Вы спасли мне жизнь. Вы француз,] – сказал он. Для француза вывод этот был несомненен. Совершить великое дело мог только француз, а спасение жизни его, m r Ramball"я capitaine du 13 me leger [мосье Рамбаля, капитана 13 го легкого полка] – было, без сомнения, самым великим делом.
Но как ни несомненен был этот вывод и основанное на нем убеждение офицера, Пьер счел нужным разочаровать его.
– Je suis Russe, [Я русский,] – быстро сказал Пьер.
– Ти ти ти, a d"autres, [рассказывайте это другим,] – сказал француз, махая пальцем себе перед носом и улыбаясь. – Tout a l"heure vous allez me conter tout ca, – сказал он. – Charme de rencontrer un compatriote. Eh bien! qu"allons nous faire de cet homme? [Сейчас вы мне все это расскажете. Очень приятно встретить соотечественника. Ну! что же нам делать с этим человеком?] – прибавил он, обращаясь к Пьеру, уже как к своему брату. Ежели бы даже Пьер не был француз, получив раз это высшее в свете наименование, не мог же он отречься от него, говорило выражение лица и тон французского офицера. На последний вопрос Пьер еще раз объяснил, кто был Макар Алексеич, объяснил, что пред самым их приходом этот пьяный, безумный человек утащил заряженный пистолет, который не успели отнять у него, и просил оставить его поступок без наказания.
Француз выставил грудь и сделал царский жест рукой.
– Vous m"avez sauve la vie. Vous etes Francais. Vous me demandez sa grace? Je vous l"accorde. Qu"on emmene cet homme, [Вы спасли мне жизнь. Вы француз. Вы хотите, чтоб я простил его? Я прощаю его. Увести этого человека,] – быстро и энергично проговорил французский офицер, взяв под руку произведенного им за спасение его жизни во французы Пьера, и пошел с ним в дом.
Солдаты, бывшие на дворе, услыхав выстрел, вошли в сени, спрашивая, что случилось, и изъявляя готовность наказать виновных; но офицер строго остановил их.
– On vous demandera quand on aura besoin de vous, [Когда будет нужно, вас позовут,] – сказал он. Солдаты вышли. Денщик, успевший между тем побывать в кухне, подошел к офицеру.
– Capitaine, ils ont de la soupe et du gigot de mouton dans la cuisine, – сказал он. – Faut il vous l"apporter? [Капитан у них в кухне есть суп и жареная баранина. Прикажете принести?]
– Oui, et le vin, [Да, и вино,] – сказал капитан.

Французский офицер вместе с Пьером вошли в дом. Пьер счел своим долгом опять уверить капитана, что он был не француз, и хотел уйти, но французский офицер и слышать не хотел об этом. Он был до такой степени учтив, любезен, добродушен и истинно благодарен за спасение своей жизни, что Пьер не имел духа отказать ему и присел вместе с ним в зале, в первой комнате, в которую они вошли. На утверждение Пьера, что он не француз, капитан, очевидно не понимая, как можно было отказываться от такого лестного звания, пожал плечами и сказал, что ежели он непременно хочет слыть за русского, то пускай это так будет, но что он, несмотря на то, все так же навеки связан с ним чувством благодарности за спасение жизни.
Ежели бы этот человек был одарен хоть сколько нибудь способностью понимать чувства других и догадывался бы об ощущениях Пьера, Пьер, вероятно, ушел бы от него; но оживленная непроницаемость этого человека ко всему тому, что не было он сам, победила Пьера.
– Francais ou prince russe incognito, [Француз или русский князь инкогнито,] – сказал француз, оглядев хотя и грязное, но тонкое белье Пьера и перстень на руке. – Je vous dois la vie je vous offre mon amitie. Un Francais n"oublie jamais ni une insulte ni un service. Je vous offre mon amitie. Je ne vous dis que ca. [Я обязан вам жизнью, и я предлагаю вам дружбу. Француз никогда не забывает ни оскорбления, ни услуги. Я предлагаю вам мою дружбу. Больше я ничего не говорю.]
В звуках голоса, в выражении лица, в жестах этого офицера было столько добродушия и благородства (во французском смысле), что Пьер, отвечая бессознательной улыбкой на улыбку француза, пожал протянутую руку.
– Capitaine Ramball du treizieme leger, decore pour l"affaire du Sept, [Капитан Рамбаль, тринадцатого легкого полка, кавалер Почетного легиона за дело седьмого сентября,] – отрекомендовался он с самодовольной, неудержимой улыбкой, которая морщила его губы под усами. – Voudrez vous bien me dire a present, a qui" j"ai l"honneur de parler aussi agreablement au lieu de rester a l"ambulance avec la balle de ce fou dans le corps. [Будете ли вы так добры сказать мне теперь, с кем я имею честь разговаривать так приятно, вместо того, чтобы быть на перевязочном пункте с пулей этого сумасшедшего в теле?]
Пьер отвечал, что не может сказать своего имени, и, покраснев, начал было, пытаясь выдумать имя, говорить о причинах, по которым он не может сказать этого, но француз поспешно перебил его.
– De grace, – сказал он. – Je comprends vos raisons, vous etes officier… officier superieur, peut etre. Vous avez porte les armes contre nous. Ce n"est pas mon affaire. Je vous dois la vie. Cela me suffit. Je suis tout a vous. Vous etes gentilhomme? [Полноте, пожалуйста. Я понимаю вас, вы офицер… штаб офицер, может быть. Вы служили против нас. Это не мое дело. Я обязан вам жизнью. Мне этого довольно, и я весь ваш. Вы дворянин?] – прибавил он с оттенком вопроса. Пьер наклонил голову. – Votre nom de bapteme, s"il vous plait? Je ne demande pas davantage. Monsieur Pierre, dites vous… Parfait. C"est tout ce que je desire savoir. [Ваше имя? я больше ничего не спрашиваю. Господин Пьер, вы сказали? Прекрасно. Это все, что мне нужно.]
Когда принесены были жареная баранина, яичница, самовар, водка и вино из русского погреба, которое с собой привезли французы, Рамбаль попросил Пьера принять участие в этом обеде и тотчас сам, жадно и быстро, как здоровый и голодный человек, принялся есть, быстро пережевывая своими сильными зубами, беспрестанно причмокивая и приговаривая excellent, exquis! [чудесно, превосходно!] Лицо его раскраснелось и покрылось потом. Пьер был голоден и с удовольствием принял участие в обеде. Морель, денщик, принес кастрюлю с теплой водой и поставил в нее бутылку красного вина. Кроме того, он принес бутылку с квасом, которую он для пробы взял в кухне. Напиток этот был уже известен французам и получил название. Они называли квас limonade de cochon (свиной лимонад), и Морель хвалил этот limonade de cochon, который он нашел в кухне. Но так как у капитана было вино, добытое при переходе через Москву, то он предоставил квас Морелю и взялся за бутылку бордо. Он завернул бутылку по горлышко в салфетку и налил себе и Пьеру вина. Утоленный голод и вино еще более оживили капитана, и он не переставая разговаривал во время обеда.
– Oui, mon cher monsieur Pierre, je vous dois une fiere chandelle de m"avoir sauve… de cet enrage… J"en ai assez, voyez vous, de balles dans le corps. En voila une (on показал на бок) a Wagram et de deux a Smolensk, – он показал шрам, который был на щеке. – Et cette jambe, comme vous voyez, qui ne veut pas marcher. C"est a la grande bataille du 7 a la Moskowa que j"ai recu ca. Sacre dieu, c"etait beau. Il fallait voir ca, c"etait un deluge de feu. Vous nous avez taille une rude besogne; vous pouvez vous en vanter, nom d"un petit bonhomme. Et, ma parole, malgre l"atoux que j"y ai gagne, je serais pret a recommencer. Je plains ceux qui n"ont pas vu ca. [Да, мой любезный господин Пьер, я обязан поставить за вас добрую свечку за то, что вы спасли меня от этого бешеного. С меня, видите ли, довольно тех пуль, которые у меня в теле. Вот одна под Ваграмом, другая под Смоленском. А эта нога, вы видите, которая не хочет двигаться. Это при большом сражении 7 го под Москвою. О! это было чудесно! Надо было видеть, это был потоп огня. Задали вы нам трудную работу, можете похвалиться. И ей богу, несмотря на этот козырь (он указал на крест), я был бы готов начать все снова. Жалею тех, которые не видали этого.]
– J"y ai ete, [Я был там,] – сказал Пьер.
– Bah, vraiment! Eh bien, tant mieux, – сказал француз. – Vous etes de fiers ennemis, tout de meme. La grande redoute a ete tenace, nom d"une pipe. Et vous nous l"avez fait cranement payer. J"y suis alle trois fois, tel que vous me voyez. Trois fois nous etions sur les canons et trois fois on nous a culbute et comme des capucins de cartes. Oh!! c"etait beau, monsieur Pierre. Vos grenadiers ont ete superbes, tonnerre de Dieu. Je les ai vu six fois de suite serrer les rangs, et marcher comme a une revue. Les beaux hommes! Notre roi de Naples, qui s"y connait a crie: bravo! Ah, ah! soldat comme nous autres! – сказал он, улыбаясь, поело минутного молчания. – Tant mieux, tant mieux, monsieur Pierre. Terribles en bataille… galants… – он подмигнул с улыбкой, – avec les belles, voila les Francais, monsieur Pierre, n"est ce pas? [Ба, в самом деле? Тем лучше. Вы лихие враги, надо признаться. Хорошо держался большой редут, черт возьми. И дорого же вы заставили нас поплатиться. Я там три раза был, как вы меня видите. Три раза мы были на пушках, три раза нас опрокидывали, как карточных солдатиков. Ваши гренадеры были великолепны, ей богу. Я видел, как их ряды шесть раз смыкались и как они выступали точно на парад. Чудный народ! Наш Неаполитанский король, который в этих делах собаку съел, кричал им: браво! – Га, га, так вы наш брат солдат! – Тем лучше, тем лучше, господин Пьер. Страшны в сражениях, любезны с красавицами, вот французы, господин Пьер. Не правда ли?]

Генрих Гофман (нем. Heinrich Hoffmann; 12 сентября 1885, Фюрт - 16 декабря 1957, деревня Эпфах, Бавария) - немецкий фотограф, получивший известность как личный фотограф Адольфа Гитлера.

Биография

Генрих Гофман был единственным ребёнком в семье фотографа Роберта Гофмана и его супруги Марии, урождённой Каргль. Генрих обучался фотографии у отца в его ателье в Регенсбурге. Мечтам Генриха об обучении живописи и поприще художника противостоял старший Гофман, это обстоятельство в будущем объединило Гофмана с Адольфом Гитлером, который также безуспешно искал себя в живописи. В 1901 году в 16 лет Генрих Гофман отправился в многолетние странствия и работал у нескольких фотографов, в том числе и у известного фотографа Эмиля Отто Хоппе в Лондоне.

В 1906 году Гофман обосновался в Мюнхене и руководил работой двух фотоателье, одно из них - популярное в те времена мюнхенское фотоателье «Эльвира». В 1908 году после того, как Гофману удалось сделать сенсационные снимки катастрофы дирижабля, он решил стать фоторепортёром. Годом позднее в 1909 году 24-летний Гофман открывает в Мюнхене собственное фотоателье. В 1913 году Генрих Гофман основал фотомастерскую «Photobericht Hoffmann», специализировавшуюся на фоторепортажах и портретах. Гофман также занимался сбытом почтовых открыток и сотрудничал помимо газеты «Mnchner Illustrierte Zeitung» с агентствами в Берлине и за рубежом - в Австрии. 2 августа 1914 года вскоре после начала первой мировой войны Гофман вёл фотосъёмки всеобщего ликования на мюнхенской площади Одеонсплац. На чёрно-белом снимке с площади Одеонсплац позднее будет узнан присутствовавший там Адольф Гитлер. Однако война не прошла бесследно для Генриха Гофмана. В августе 1917 года не служивший ландштурмист был призван в батальон авиационного резерва и отправлен на французский фронт. После окончания войны в 1918 году Гофман вернулся к своей работе фоторепортёра.

В 1919 году Гофман вступил в партию «Айнвонервер», стоявшую на правых экстремистских позициях, и опубликовал фотоброшюру правого консервативного толка «Один год баварской революции в фотографии». Одновременно Гофман завязал дружеские отношения с Дитрихом Эккартом, издателем «Vlkischer Beobachter».

В апреле 1920 года 34-летний Гофман вступил в НСДАП и получил монопольные права на сбыт издаваемой Эккартом антисемитской подстрекательской газеты Auf gut deutsch («На правильном немецком»). Гофмана стали привлекать к фотографированию партийных боссов: Германа Геринга, Рудольфа Гесса, а вскоре и Гитлера, который сделал его своим личным фотографом.

После Пивного путча в 1923 году появились первые портреты Гитлера, сделанные Гофманом. На одном из них Гитлер снят в кругу товарищей по заключению в Ландсбергской тюрьме. Все фотографии Гитлера, где он был снят с близкого расстояния, были сделаны Генрихом Гофманом. Гитлера и Гофмана связывали очень близкие и доверительные отношения. В гостях у Гофманов на вилле в Богенхаузене Гитлер чувствовал себя как дома. По воспоминаниям дочери Гофмана Генриетты, Гитлер часто бывал у них, оставался на обед, а после него музицировал за пианино или отдыхал в саду, лёжа на траве, и даже читал вслух пьесу Людвига Томы.

В 1924 году Гофман издал фотоброшюру «Пробуждение Германии в снимке и слове», а в 1926 году принимал деятельное участие в основании печатного органа национал-социалистов Illustrierter Beobachter. В 1929 году Гофман как представитель НСДАП принимал участие в работе съезда депутатов Верхней Баварии и с декабря 1929 года входил в состав мюнхенского городского совета.

Гофман познакомил Гитлера с Евой Браун, которая в 1929 году устроилась ученицей в фотоателье Гофмана. Однажды вечером Гофман появился в ателье вместе с мужчиной, которого он представил как господина Вольфа. После ухода незнакомца Гофман пояснил Еве, что это был фюрер НСДАП Адольф Гитлер.

С 1932 года Гофман преимущественно занимался пропагандистскими фоторепортажами. В его издательстве «Heinrich Hoffmann. Verlag national-sozialistische Bilder» было занято до 300 человек, а обороты его бизнеса по сбыту фотоальбомов по заказам НСДАП вскоре стали измеряться миллионами рейхсмарок. Вследствие своей занятости на этом поприще в 1933 году Гофман был вынужден покинуть пост члена городского совета Мюнхена.